Senate confirms judicial nominees
The Senate unanimously confirmed four of 38 pending judicial nominations Thursday evening, the first of President Barack Obama’s judicial nominees to be approved since September.
The nominees—Catherine Eagles, Kimberly Mueller, John Gibney, and James Bredar—are the longest delayed district court nominees, who were each reported out of the Judiciary Committee unanimously. The nominations for Eagles, Mueller and Gibney were sent to the full Senate in May and Bredar was reported out of the committee in June.
The White House hailed the confirmations but said the Senate must continue to act.
“We’re pleased that these four nominees have been confirmed, but urge the Senate to take action on the 34 nominees who remain on the calendar – particularly the 19 who would fill judicial emergencies,» said spokesman Josh Earnest.
Regan Lachapelle, a spokesperson for Senate Majority Leader Harry Reid said that the four confirmations Thursday are “just a start” to clearing the backlog during this session.
“We are still working through the list and are committed to confirming as many judges as we can,” said Lachapelle. “We’ll take them when we can get them.”
This week, Reid and Minority Leader Mitch McConnell have negotiated a deal that could potentially break the bottleneck of Obama’s “uncontroversial” federal court nominees during the dwindling lame duck legislative session. These included most of the nominees who had been reported out of the Judiciary Committee by unanimous votes before November elections.
Still, there are a handful of circuit court nominees — whose nominations are rarer and typically receive greater scrutiny — still waiting for votes on the Senate floor, though they had been nominated as far back as November 2009.
Senate Judiciary Committee Chairman Patrick Leahy praised the confirmations and called on more to be confirmed to address districts facing judicial emergencies, including vacancies and backlogged dockets, across the country.
“These confirmations are long overdue,” Leahy said. “For months, these nominations have languished before the Senate, without explanation and for no reason. I hope these are the first of many confirmations by the Senate before we adjourn.”
GOP lawmakers have flagged three other nominees, including California law professor Goodwin Liu, as too liberal and inexperienced to be parceled with the rest of the non-controversial judicial candidates set for Senate confirmation.
“We’re pleased that these four nominees have been confirmed, but urge the Senate to take action on the 34 nominees who remain on the calendar – particularly the 19 who would fill judicial emergencies.»
Осмаев Мовла Камилович родился 15 августа 1955 года в Киргизской ССР. Член Союза журналистов и писателей России. В 1980 году окончил факультет журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова, 1986 году – экономический факультет Горского сельскохозяйственного института заочно (г. Владикавказ), 2007 году – юридический факультет Махачкалинского института финансов и права (с отличием). Кандидат экономических наук.
Действительный член Российской Академии естественных наук, Почетный профессор Современного государственного университета (г.Москва), Действительный член Международной академии духовного единства народов мира.
В 2003 году окончил заочную аспирантуру Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации и успешно защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата экономических наук. В мае 2013 года окончил очную докторантуру Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.
С октября 1986 года по март 1995 года работал главным редактором Гудермесской районной газеты «Красное знамя» (в 1991 году переименована в «Гумс»). В то время газета занимала лидирующее место среди подобных изданий в республике и стране, неоднократно отмечалась дипломами Министерства печати СССР и РСФСР.
В смутные времена, в начале 90-х годов ХХ века, редактируемая им газета «Гумс» (ранее «Красное знамя») получила статус республиканской, стала рупором здоровых сил Чечни: предостерегала жителей республики об опасности зарождающегося военного режима, призывала народ к сплочению во имя своего спасения. Однако агрессивное невежество возобладало, и в Чечне произошли социальные потрясения.
В 1995-1996 годах работал главой администрации Гудермесского района. В период политической нестабильности (1996-1999 гг.) вынужденно покинул республику: жил в Москве, работал директором издательства «Мир книги», затем главным редактором газеты «Мир печати». Был в числе тех, кто в ноябре 1999 года запустил московскую радиостанцию «Чечня свободная».
С 2000 года по 2007 год возглавлял Министерство культуры Чеченской Республики.
С 2007 по 2010 год работал руководителем Управления Федеральной службы по надзору в сфере природопользования по Чеченской Республике.
Является автором книги «Чеченцы: обычаи, традиции, обряды» (2015); соавтором книги «История и культура вайнахов» (2003) и автором монографии «Инвестиционные проблемы сферы культуры» (2004), а также 57 научных статей и публикаций по проблемам возрождения сферы культуры чеченского народа, межнациональных отношений, образования и духовно – нравственного воспитания населения.
М.Осмаев любезно выделил время для интервью с сотрудником ИА «Грозный-Информ» Д.Сардаловым.
Мовла Камилович начал свою речь с того, что он рассказал, что после окончания в 1980 году факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова, он получил распределение распоряжением ЧИ Обкома КПСС и Совета министров ЧИАССР в г. Гудермес, заместителя редактора газеты «Красное Знамя». Меня попросили поднять запущенную работу газеты. После ухода на пенсию главного редактора, я был назначен руководить районной газетой в октябре 1986 года, сказал он.
В 1986 году, был самый интересный период, период гласности, перестройки … На страницах нашей газеты стали появляться много интересных, острых публикаций. И некоторые наши публикации не понравились, насторожили горком партии. И они провели в феврале 1987 они провели закрытое заседание бюро горкома партии. Одно из обвинений, что мне предъявлялось, было, что будто бы коммунист Осмаев «очеченил» газету.
Каким образом я «очеченил»? Появилось много публикаций, рассказывающих о национальных героях чеченцев. Тогда впервые в печати, в периодических изданиях республики появилась большая статья о шейхе Мансуре, Зелемхане Харачоевском, Бибулате Таймиеве, Ади Сурхо и т.д. Справка, составленная вторым секретарём горкома партии, было сказано, будто бы у чеченцев нет героев, кроме Асланбека Шерипова и Ханпаши Нурадилова.
Долго и много там говорилось, и я в своём ответном выступлении опроверг все обвинения, которые предъявляли мне, и сделал заключение: «Вам не делает чести то, что Вы не знаете историю того народа среди которого живёте, работаете». Я, кстати, в своих статьях где-то говорил об этом. В перерыве ко мне подходят два или три чеченца, мол, ты и нам сделаешь проблемы, согласись ос всем, скажи, что сделаешь выводы. Я говорю, нет, я не вижу своей вины и соглашаться не собираюсь. Подошёл председатель КГБ подполковник Лазарев, пожал мне руку и говорит, молодец, Мовла Камилович, так и надо отстаивать честь своего народа.
Закончилось заседание бюро горкома партии, потом у нас пошло очень много острых публикаций, это стало популярным. Ей [газете] был присвоен статус республиканской. За этой газетой приезжали люди из других районов. И из Дагестана даже, услышав о том, что в таком-то номере такая-та публикация. Много было наград министерства печати РФ, СССР и т.д. Меня избрали членом Союза журналистов России. Вот, так у нас шли дела, и очень хорошо …
Потом, когда началась эта вакханалия с Дудаевым, мы с первого дня были в оппозиции. Почему в оппозиции? Потому что всё что он говорил, было против здравой логики. С первого дня сложилось впечатление, что он пришёл на нашу землю посеять смуту, об этом даже безграмотные старики говорили. Услышав его выступления по телевизору, они так говорили. И стаг зулме веан, зулам дахьш веан ву кху махк, олур цара.
Шарип Асуев, выпускник факультета журналистики МГУ, в тот период работал собкорром ТАСС по ЧР. Он был дудаевцем. Он мне как-то рассказывает, у него в гостях был Мамодаев и Дудаев. Накрыли стол, и жена говорит мне, рассказывал Асуев, этот человек [Дудаев], вообще, нормальный? Я говорю Шарипу, твоя супруга за полчаса раскусила этого человека, а почему ты, имея престижное образование, не сумел это сделать …? Ты до конца оставался сторонником Дудаева. Сейчас проживает в Америке сейчас.
Не потому что мы не хотели суверенитета. Не потому что мы не любили свой народ. Но всё то зло, что творил этот человек (Дудаев) … Об этом появлялись исключительно много появлялось публикаций.
При Завгаеве ещё была принята Декларация о суверенитете ЧИР. На днях в Ватсаппе появилась вырезка из газеты «Грозненский рабочий». Указ Президиума ВС ЧИР от 27 ноября 1990 года: Присвоить имя шейха Мансура аэропорту Грозного и прилегающей территории. Все думали, что это решение было принято при Дудаеве. А нет! Тем же указом было принято решение присвоить именем чеченского просветителя, бывшего председателя Чечено-Ингушского облисполкома, депутата Государственной Думы Таштамира Эльдерханова Чечено-Ингушский пединститут. Также, переименовать посёлок Калинина в Маас. Много хорошего делалось в тот период. Дудаевцев тогда ещё не было. Не было даже поползновений. И вот, появился Дудаев …
Первый его приезд в Гудермес, он и несколько человек. Его не знали. Приехал он, якобы для встречи с населением. Ну, раз приехал человек, давайте его послушаем. Собрали людей, исполком. И он в своём выступлении говорит то, то против воевать нас готовят казаков. 5 тысяч шашек и сабель они заказали в вашем Гудермесском заводе мединструментов. Встаёт представитель этого завода и говорит – «Ты что тут рассказываешь? У ни саблей, ни шашек не изготовляют!» И он, е моргнув глазом, говорит, а я перепутал название, это – на Грозненском заводе «Красный молот».
То есть, с первого дня он настраивал население на агрессивное отношение к представителям других национальностей. Подобные действия были частные у него, преступные и злодейские. Когда он пришёл к власти, что творилось в этой республике, это вот, мы в своей газете описывали. В частности, описывали события во время того перманентного митинга, который проходил на Театральной площади. Я был руководителем пресс-службы, и в своей газете мы обо всех писали.
Потом, когда разогнали митинг, и все члены штаба разъехались, остались в республике я и ещё один участник митинга. Я не мог уехать, семья здесь, родители в Энгель-Юрте. Я только купил двор. И в то время по соседству жил старый чекист Ржевский Владимир Иванович. Он работал начальником КГБ во многих районах республики. он тоже переживал за ситуацию, что происходила в республике. И когда он узнавал, что я приехал, тут же приходил, можно с тобой пообщаться, спросит. Можно, отвечал я. Мовла, ты побереги себя, у тебя дети маленькие, мне страшно читать вашу газету. Такие острые публикации …!
Они нас терпели-терпели, где-то в 93-м начало 94-го был издан указ президента ЧРИ – за антиконституционную деятельность и подрывной характер освещения общественно-политической ситуации в республике, закрыть гудермесскую газету «Гумс», возбудить уголовное дело против редактора и т.д. После этого, Радуев делал попытки захватить здание редакции, но всё ж таки я противостоял этому. Он бы тогда не настолько агрессивен, но и зная меня, есть родственная база, ему приходилось считаться со мной.
Кроме указа о назначении ничего не было. Фактически, всё было разрушено. В Грозном не было ни одного целого здания. В районных центрах здания в период власти Дудаева, Масхадова не получали никакого ремонта. Обветшали, а в результате боевых действий было много что разрушено. И в этой ситуации, практически, с нуля. Не имея ни ручки, ни бумаги, ни мебели, ни транспорта, ни связи, мы начали работы. По милости Аллаха нам удалось возродить эту сферу.
— Те годы, что можно отнести к годам смуты и лишений – 90-е, 2000- е … Примеры из Вашей жизни, как Вы, Ваша семья, близкие прожили те годы?
— Когда начались боевые действия, семью я вывез. Они жили у родителей. Потом переехали к своим родителям в Дагестан. Дети в тот период поменяли где-то 6-7 школ, то в Гудермесе, то в Энгель-Юрте, то в Дагестане, потом в Москве .. Семь раз переселения. Бесконечные переезды, переселения. Выживали как могли.
Когда меня посадили, конечно, была большая трагедия для моих престарелых родителей. Неизвестно было чем это всё могло бы для меня закончится, потому что очень часто заглядывали люди с автоматами, искали кровников. И то, что оппозиционер было веским доводом для них, чтобы расстрелять. Для них любой был кровником, кто был в оппозиции.
После освобождения — жизнь в Москве был тяжелая. Семья из 6 человек, племянник, без отца, седьмой. Он студентом был. Жили в служебной квартире. Надо сказать, ректор университета оказался на редкость порядочным человеком. С ним мы по сей день дружим. Встречаемся, но прежде всего морально меня поддерживал. Зарплата была очень мизерной.
Когда открыли ту радиостанцию (поясн. – «Чечня свободная»), зарплата чуть больше – 5 тысяч рублей, а в университете наполовину меньше. Мы с супругой на том радио вдвоём работали.
— Что для Вас было важно в те годы, т.е. что Вы себе могли позволить, а что ни при каких обстоятельств Вы не сделали бы? Ваше кредо.
— В те годы каждый вечер встречались с товарищами, друзьями. Они мне говорили – оставь эту политику. Я им говорю, дорогие мои, я не из-за большой любви к политике занимаюсь ею. Но вся наша жизнь состоит из политики. Вот, французский писатель Анре Моруа говорил – если не будешь заниматься политикой, то она займётся тобой. Сегодня ситуация такова, что в Грозном каждое утро словно опавшая осеннюю листву подбирают трупы. Ни за что ни про что, убивают людей. И вы думаете, что это произойдёт у кого-то других? Эти похороны, трагедии рано или поздно могут коснуться каждого из нас. И в этой ситуации разве мы имеем право сидеть сложа руки? Что за странные вы люди …? Какую-то позицию надо занимать. Давайте так, или вы против меня или вы за меня! Ведь равнодушие в этой ситуации – оно безнравственно. Все беды в этой жизни происходят с лёгкой руки равнодушных. Ведь пройдет 10-20 лет, наши дети вырастут. Они будут задавать друг другу вопросы, Дудаев же говорил – «горцы – князья, беной – воины, а остальные – рабы» — когда нас уничтожали, где были наши отцы? Не было человеческих качеств, чтобы заявить о себе? Мой отец не был воином с оружием в руках, его оружие было – перо, ручка, и он делал всё что в его силах – это смогут сказать мои потомки.
Некоторые мои друзья пошли на службу Радуева – именно те, кто мне говорил, не заниматься политикой. До конца своих дней без ложной скромности у меня была чёткая позиция – ни дня я не работал ни с Дудаевым, ни с Масхадовым, хотя была возможность, были предложения. В МГУ на истфаке учился при Яндарбиеве ставший вице-президентом Абумуслимов Сайд-Хусайн. Темишев Муса, и многие других по МГУ я знал. Они говорили, оставь оппозицию, будут должности, которые ты хочешь. Спасибо я им в ответ, мне не надо, просто наши позиции принципиально расходятся. И то, что придерживался такой позиции – это я считаю есть моё достоинство.
А что я ни при каких обстоятельствах не мог себе позволить – двурушничество, лицемерие, подлость, коварство. И в связи с этим я позволю себе вспомнить один случай. 23 марта 2003 года был проведён референдум. 23 –го марта здесь на гудермесском стадионе «Локомотив» мы собрали большое мероприятие. Ахмат Кадыров, Асламбек Аслаханов, представители из Москвы, приехало очень много наблюдателей, депутатов Госдумы на то собрание. Ахмат –Хаджи нас пригласил в офис «Единой России», который находится рядом, в пятиэтажном доме на первом этаже. Ахмат –Хаджи сказал, вот, наши соплеменники, которые живут в Москве, ставят под сомнение результаты выборов, референдума. Если вы, обратился Ахмат-Хаджи, сердцем болеете за эту землю, пусть приедут и станут рядом со мной, как это сделал – указал на меня – Мовла Осмаев, который в Москве жил себе нормально, спокойно. И тем не менее, приехал, и с первых дней рядом со мной стал и работает.
После окончания мероприятия ко мне подходит один из министров, его нет в живых, не называю его имени, почему Ахмат-Хаджи называет твоё имя? Тебя ставит в пример. Я ему говорю, он здесь, спроси у него. Чуть поразмыслив, при этом, немного вскипев, я ему ответил: ты был при всех властях, при Дудаеве, Масхадове, и сейчас. Всегда ты на плаву. А так ведь невозможно. Я в отличии от тебя имел свою чёткую позицию с первых дней и принципами не поступился.
— Что самое главное Вы считаете, что сумели сделать, добиться в жизни, так сказать, окинув взглядом прошлое: что сумели, на что не хватило сил?
Когда наш народ вернулся из ссылки, это было в конце 50-х – начало 60-х годов, среди нашего народа очень ценилось образование. Когда узнавали, что выходец из какого-то села, окончив школу, поступил в ВУЗ, всё село гордилось этим. И то поколение, что училось в Средней Азии, оно было очень грамотное. В 60-70-е годы в нашей республике был культ образования.
И в этот период, окончившему сельскую школу, мне крестьянскому сыну то что удалось в Москве поступить и окончить первый ВУЗ страны, я считаю могу этим гордиться. Тогда было модно сочетание экономического образования с любым другим для партийной, советской карьеры. Заочно закончил потом в Орджоникидзе (Владикавказ) я окончил Горский сельхозинститут, экономический факультет. Потом еще заочно закончил юридический факультет, далее – аспирантура и доктурантура в Академии госслужбы.
Написал докторскую диссертацию. Она в процессе. Хочу защитить её.
Мне, крестьянскому сыну удалось поруководить крупным районом, Гудермесский, поработал министром. Я горжусь тем, что без поддержки, главное не проявлять слабости и лени, я сумел сделать карьеру. Не потому что я карьерист, а потому что я мог помочь людям.
В период беспредела, бесчинств, что творились в республике с приходом Дудаева, Масхадова в те годы мы были вне удел, нигде не работали, надеялись, что вот-вот изменится к лучшему. Без всякой пользы ни себе, ни родственникам, ни друзьям … И если бы наше поколение было бы востребовано, мы могли бы сделать больше, конечно.
— Считаете ли Вы необходимым ввод в школьный курс такого предмета как национальная культура?
Давайте вспомним. В советское время, например, по радиовещанию: 50% уделялось русскому языку, 30% — чеченскому и 20% — ингушскому. Строго следили за качеством речи, не допускалось использование слов из русского языка в нашем. Был языковой стандарт. Нас ограничивали во всём при этом. сейчас нет никаких ограничений. Почему мы не говорим чисто на русском или чеченском языке? А потому что мы не хотим работать рад собой!
— Кто из ваших детей, Мовла Камилович, пошёл по вашему пути, кто пошёл по стезе журналистики, филологии, так скажем?
Нет, они выбрали иной путь.
Видимо, потому что работа нервная, тяжелая.
А ты знаешь, когда я учился на журналиста, был в то время Засурский – патриарх советской журналистики, очень авторитетный человек. Он, выступая на лекции, говорил, что по тяжести и опасности работа журналиста стоит второй после работы шахтёра. Мы тогда не знали, почему он так говорит, мирная жизнь, что может предвещать плохое. Тяжесть, понятно, но опасность в чём заключается, мы не могли понять тогда. Да, Великая Отечественная война, журналистика в те годы, читали об этом. А когда у нас произошли известные события, мы поняли, что эта профессия опасная.
Много погибло наших журналистов, хороших при чём. Один из них мой друг, товарищ – Рамзан Хаджиев. Шамхан Кагиров, много …
